отвлечь. А то у вас лицо сползло, когда я сказала, чего они там друг другу писали.
Он молчал.
– А вот видите, за вами англичане сидят? О чём они говорят?
Шилкин оглянулся. Два обрюзгших мужика, обоим лет по пятьдесят, пили пиво и негромко переговаривались.
– Это американцы, а не англичане. Один другому рассказывает, как ходил вчера в русский подпольный бордель. Проклятая русская шлюха отказалась сунуть ему ногу в жопу.
– Вы шутите?
Шилкин откинулся на спинку и немного сполз.
– Мне вообще не до шуток. Они и правда про это говорят. А второй говорит, что в Таиланде обычно таких проблем не возникает.
– Как вы поняли, что это американцы?
– Ну, язык у них отличается. Понимаете? Язык отличается. Произношение у них другое. Будто у них рот набит. Понимаете? Они будто бы жуют и говорят одновременно.
Он схватил свою чашку, хлебнул и чуть не заорал. Кофе был очень горячий. Шилкин с трудом проглотил и зажал рот рукой. Людмила смотрела на него с жалостью.
– Антон, простите, что я вам это рассказала. Думала, вы и сами понимаете, что к чему.
– В общих чертах.
– Я не могла в себе это держать.
– Что вы от меня хотите? – спросил Шилкин устало.
– Мне кажется, я за какую-то соломинку хватаюсь, – ответила Людмила, постукивая ногтями по своей чашке. – Меня предали. Вы это хорошо понимаете. А перед этим я тяжело болела, лечилась. Всё одно к одному. Тут меня чёрт дёрнул заняться шпионажем. И это меня совсем прибило. Я хотела умереть. А потом подумала, что вот есть ещё один человек, которому, наверное, так же плохо, как мне. Вам ведь плохо.
Шилкин молчал. Он закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди.
– И мне показалось, что мы можем друг другу как-то помочь, – закончила Людмила.
* * *
Они шли по улице. Шилкин курил на ходу, рассеянно смотрел по сторонам и мысленно проговаривал увиденное: дом, небо, машина, машина, машина, а222 см.78, окурок, стена, засохшая моча.
– Сколько вы прожили? – спросила Людмила.
– Четыре года.
– А мы семь. До этого год встречались и всё такое. Ничто не предвещало. Жили мирно, спокойно, даже скучно. И вдруг… Вы уже развелись?
– Мы не расписывались, – сказал Шилкин.
– Почему?
– Это так важно, что ли?
– То есть она не носила вашу фамилию?
– Нет. А это так важно? – повторил Шилкин.
– Для женщины – важно, – сказала Людмила.
– А у вас сейчас фамилия мужа?
– Да.
– Оставите её после развода?
Она промолчала.
– Думаю, это всё не имеет значения, – сказал Шилкин.
Дохлый голубь, пивная банка, флаер, старик, окно, продукты 24 часа.
– Для женщины – имеет.
«Тебе сильно помогло?» – подумал он злобно.
А вслух сказал:
– Все эти церемонии и любовь никак не связаны.
– А что такое любовь? – спросила Людмила.
Шилкин остановился, кинул окурок в направлении урны, но промазал.
– Не знаю. Раньше думал, что знаю. Но оказалось, что не знаю.
– А жена вам говорила, что любит вас?
– Ну, конечно, говорила.
– Муж мне тоже говорил, что любит.
– Она мне говорила, что любит, буквально за пару дней до того, как ушла. Зачем?! Слушайте, а когда у них это началось?
– Примерно полгода назад. Сначала они были просто любовниками, а потом решили съехаться. Мой дурак снял квартиру. Совсем голову потерял.
– Сколько ему лет? – спросил Шилкин.
– Тридцать один. А что?
– Подумал, может, он какой-то старый пердун, лысый, пузатый, уродливый козёл.
Людмила нервно хихикнула.
– Нет, он не такой. Он красавец. Рост метр девяносто, широкие плечи, сильные руки, идеальный пресс, мощная шея, глаза невероятные. Вы бы видели!
– Меня не интересуют мужские глаза, – сказал Шилкин. – Я не пидорас.
– Не злитесь. Мне тоже плохо и тошно.
Они вышли на набережную.
Машины, машины, машины, люди, люди, люди…
– Пойдёмте назад, – сказала Людмила. – Я рядом с кафе припарковалась, не хочу далеко уходить.
На обратном пути разговаривали мало. Им встретилась женщина-лилипут. Она ела мороженое в вафельном стаканчике.
– Сначала я подумал, что это вы, – сказал Шилкин.
– В каком смысле?
– Она зашла в кафе как раз перед вами, и я решил, что она и есть вы.
Людмила промолчала.
– Но перед ней была блондинка, сплошной секс ходячий, и я тоже подумал, что это вы.
Она издала тихий булькающий звук. Шилкин покосился и увидел, что Людмила тихонько плачет. Лицо почти ничего не выражало, но по щекам текли слёзы. Он остановился, отыскал в кармане носовой платок. Тот выглядел ужасно, весь в каких-то жёлтых разводах и пятнах. Шилкин сунул его обратно. Людмила уткнулась лицом в его плечо и завыла.
– Ну, ну. – Шилкин осторожно погладил её по спине. – Ну, ну. Ну, ну. Ну, ну. Ну, ну.
«Заткнись уже», – сказал ему внутренний голос. Но он ещё раз пробормотал:
– Ну, ну.
Прохожие смотрели на них.
«Решат, что она моя баба, и я довёл её до слёз», – подумал Шилкин.
– Это невыносимо, – сказала Людмила. – Я хочу стать тигрицей. Пойти и загрызть их. И валяться в их крови.
– Ну, ну.
– Что же делать, Антон?
– Хотел бы и я знать. Да вот не знаю.
Она немного поплакала, потом вытерла лицо бумажной салфеткой и высморкалась в неё.
– Извините, накатило что-то.
– Я понимаю, – сказал Шилкин.
– Реву, реву, а легче не становится. Вы плакали?
– Нет, я не плакал, – соврал он.
– Пьёте?
– Совсем не пью.
Мимо них, держась за руки, прошла парочка. Девушка смеялась, а парень что-то нашёптывал ей на ухо.
– Потом он её бросит ради жирных сисек, – сказала Людмила.
– Или она его, – ответил Шилкин.
– Вы антидепрессанты принимаете?
– Нет. А что?
– Думаю, может, мне начать.
– Это надо с врачом консультироваться.
– Погодите-ка, я кое-что придумала. Стойте тут.
Людмила зашла в «Продукты 24 часа». Шилкин подумал, что выйдет она с бутылкой. Но Людмила вернулась с двумя стаканчиками мороженого.
– Держите.
– Спасибо.
Он испытывал отвращение к любым молочным продуктам. Однажды в детстве Шилкин тяжело заболел гриппом. Бабушка напоила его тёплым молоком. Шилкина вырвало творогом.
– Сахар успокаивает, – сказала Людмила.
– Ага.
Он откусывал мороженое большими кусками, хотел поскорее сожрать его, чтобы не мучиться.
– Надо было вам два взять, правда? – спросила Людмила.
– Нет, одного хватит.
Его замутило. А от холода свело челюсть и затылок. Выждав момент, когда Людмила отвернётся, он выкинул остатки в урну. Они подошли к кафе. Шилкин посмотрел на вывеску – «Счастье».
«Ага, счастье», – подумал он.
Из кафе вышли американцы. Один вяло чесал яйца сквозь шорты. Второй пытался прикурить.
Людмила открыла дверь красной «шкоды».
– Хотите, покажу кое-что интересное?
– Что? – спросил Шилкин.
– Залезайте, прокатимся кое-куда.
– Далеко?
– А вы спешите?
– Нет. Куда